Сказка о прошлом... Бара́к Хуссе́йн Оба́ма младший, пятидесятидвухлетний мальчик, избранный президентом США во второй раз, в ночь за три дня до выборов на Украине не ложился спать. Дождавшись, когда обитальцы Белого Дома закончили рабочий день, он достал из своего шкапа пузырек с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, покосился на темный монитор ноутбука, по обе стороны которого тянулись провода для прослушки , и прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях. «Милый друг, Владимир Владимирович! — писал он. — И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с подписанием договоров с Киатем и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня теперь ни ЕС, ни Украины, только ты у меня один остался». Барак перевел глаза на темное окно, в котором мелькнул охранник, и живо вообразил себе своего друга Владимира. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной мужчина лет 60-ти, с вечно смеющимся лицом и веселыми глазами. Днем он подписывает Указы или балагурит с депутатами, ночью же, немного отдохнув думает о судьбах мира. Иногда вместе с ним, опустив голову, шагает Ко́нни По́лгрейв (сокращённо Конни) домашнее животное породы лабрадор, сука. В прессе обычно её называют Кони (с одной буквой «н») или Лабрадор Кони.. Кони необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на чужих, но кредитом не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в холодильник или украсть у Председателя Газпрома курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал. Теперь, наверно, Володя стоит у ворот Кремля, щурит глаза на ярко-красные окна Спасской башни и, притопывая туфлями, балагурит с Министром обороны. Он всплескивает руками, пожимается от удовольствия и, старчески хихикая, сомтрит на площадь. — Табачку нешто нам понюхать? — говорит он, подставляя Сергею Кужугетовичу свою табакерку. Тот нюхает и чихает. Владимир приходит в неописанный восторг, заливается веселым смехом и кричит: — Отводи танки от границы! Дают понюхать табаку и собаке. Конни чихает, крутит мордой и, обиженная, отходит в сторону. А погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Барак вздохнул, умокнул перо и продолжал писать: «А вчерась я сделал выволочку. Выволок эту Пссаки за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что она на конеренции по нечаянности заснула. А на неделе велел я ей почистить селедку, а она начала с хвоста, а я взял селедку и ейной мордой начал её в харю тыкать. Сенаторы надо мной насмехаются, говорят что от санкций толка нет. А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то консерваторы сами трескают. А спать мне велят в сенях белого Дома, а когда на Майдане митинги, я вовсе не сплю, а планирую что делать. Милый Володя, сделай божецкую милость, возьми себе эту Украину... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, забери её себе, а то помру...» Барак покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул. «Я сокращу НАТО, — продолжал он, — богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели хочешь я брошу эту Америку, и Христа ради попрошусь к Лукашенко поля пахать, али в подпаски пойду. Володюшка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком бежать, да сапогов нету… А Вашингтон город большой. Дома всё высоченные и машин много, а овец нету и собаки не злые. А раз я видал в одной лавке на окне крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудовую акулу удержит. А в мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы… Барак судорожно вздохнул и опять уставился на окно. Он вспомнил, что в Африке всегда ходил в лес за бананми. Веселое было время! Бывало, прежде чем сбить бананы с пальмы, он выкуривает трубку, долго нюхал табак, посмеивается над своим беззаботным детством... Молодые пальмы, стоят неподвижно и ждут, которой из них быть сегодня без урожая? Откуда ни возьмись, по саване летит стрелой лтвица... — Держи, держи... держи! Ах, куцый дьявол! Собранные бананы барак тащил в хижину из пальмовых листьев… «Забери, милый Валодя, — продолжал Обама, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту негретянскую, а то меня все колотят, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой... забирай». Барак свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за 30 долларов... Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес: Кремль ВВП. Потом почесался, подумал и прибавил: «Путину». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел кепку и, не набрасывая на себя пиджачка, прямо в рубахе выбежал на улицу... Толстая негретянка из мясной лавки, которую он трахал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле. Барак добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель... Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилась Африка. А около хижины ходит Конни и вертит хвостом...
_________________ Улыбайтесь: это заставляет людей ломать голову над тем, что же у вас на уме.
|